Дядя Юра. Как помочь человеку с улицы

[mamlas.livejournal.com]

Ольга Арзамасцева

До сих пор я подбирала только кошек. Человека - это в первый раз.

Дяде Юре 72 года. Пять лет назад он стал жертвой жилищных мошенников. Из квартиры в Горках Ленинских его вывезли в Курскую область и держали под присмотром преступники. Вырвавшись от них, он жил на Павелецком вокзале в Москве. Однажды возвращаясь из командировки, я заметила его у турникетов закрытого на ночь станции метро «Дододедовская», довезла до вокзала, а на другой день пристроила в приют в Люблино, откуда он неожиданно пропал. Я думала - больше он никогда не найдется, но через месяц кто-то позвонил и сказал: «Один человек хочет с вами поговорить». Это был дядя Юра - он попал в больницу с воспалением легких и уже готовился к выписке - но ему было некуда. Пришлось придумать куда - конечно, в рабочее общежитие. А потом - попасть на прием Министерства соцзащиты в шикарном бизнес-центре муниципальном здании правительства Московской области, в которое он должен был попасть сам - по направлению из приюта Люблино, но никогда бы не попал. А потом мы ходили в парикмахерскую - привести в порядок голову (у него есть любимая стрижка - "полубокс"!) и мысли – и я поняла, что такое социализация.

---

День седьмой

Когда я в первый раз прыгала с парашютом, я не могла поверить, что все происходит на самом деле. Слишком красивое небо. Оглушительная тишина. Слишком безветренно. Мягкое приземление. Купол, солнцем пропитан насквозь. Солнцем.

Мой второй прыжок тоже был слишком прекрасен. День был пасмурный, и горизонты укутаны облаками. Иртыш в нежной облачной дымке - я и не знала, что земля такая красивая. Бум! Земля жесткая и сухая. Ветер протащил меня по ней, и я ободрала руку. Ничего себе, подумала я, так и убиться можно! И поняла, что все на самом деле.

Каждый день в роли соцработника - как прыжок в бездну. Без парашюта. Я наконец ударилась. Это было жесткое приземление!

Мы с дядей Юрой собрались ехать в Горки. Нужно и соседей послушать, сверить его версию с их. И документы проверить на квартиру. Автобус уходит от метро Домодедовская. До отправления пять минут. Я пошла купить что-нибудь поесть. Увидев квас, дядя Юра заерзал:

- Я пива возьму!

- Дядя Юра, - говорю я ему, - у нас сейчас встречи с людьми. Давайте потом.

Он рванул к выходу. Тут водитель объявил: двери закрываются. Дядя Юра обозлился и сел на место. Горки. Проходим дома - двухэтажные, старой постройки. Здесь он жил, когда в 16 лет приехал с мамой из Курской области. Дома только пережили реставрацию и превратились в жилье бизнес-класса. Забор по периметру. Дядя Юра взял след и понес в лес.

- Видишь, след! - останавливается он, - это заяц-рысак пробежал. Он кричит как ребенок, когда подраненный. Я не могу слышать. Тогда стараюсь скорее его добить.

Я бы хотела, чтобы он никого не убивал. Но он убивал.

- А это лисичка! - рассматривает он след.

Прошло три километра. Показались четырехэтажки. Вон он - его дом.

- Тут моей бывшей жены дочка живет, - показывает он на балкон над нами.

- Вы ее воспитывали?

- До 12 лет.

- А потом?

- Разошлись.

- А квартиру?

- Жене оставил. Да у меня этих квартир было - ты что! Я ж сантехник!

Во дворе дома колдует над машиной сосед. Заметив Черного, он пятится назад.

- Мы думали, тебя уже нет!

- А я... работал в санатории, Льговский район! - рассказывает дядя Юра.

- Ну? - с ужасом сглатывает сосед.

- Подвыпили там немного. И выгнали нас!

- Неймется тебе все выпивать, - кое-как справляется с собой сосед. – Итут-то ты жил как у Христа за пазухой. Че тебе не жилось здесь?

- Да так... получилось. Помнишь Захара? Который был. В квартире. Онменя погрузил, все вещи, и отвез в Курскую область. Я ж там был ещедва года!

- Но зачем ты вот жилье свое? Хоть бы подошел, посоветовался, у тебяздесь много всяких знакомых!

- Ну вот...

- Мы тут думали, вообще, что тебя... нету уже!

- Да... вот... - мнется дядя Юра.

- Дак а тут че тебе не жилось?

- Понимаешь, они так сделали все, что меня напоили, положили в машину и увезли.

Сосед трет подбородок.

- Я так и думал, что меня там похоронят. Да нет. Выжил. Исчез с радаров. Меня многие ищут.

- Да ты поди многим уже задолжал?

- Не-е-ет. Никому не должен! Мне щас вот семь тыщ получать пенсии – ты че! Живи, Юрка. Радуйся!

Сосед немеет.

- Вот та-а-ак вот, - тянет дядя Юра, заглядывая в окна своей двухкомнатной квартиры.

- Как ты и говорил, «мне ниче здесь не надо» - снова берет себя в руки сосед, - у нас здесь газоны. Ничего, ни-че-го, только газоны, по твоему предложеннию, везде все прекрасно!

Голоса тонут в реве пролетающего самолета. Над Горками Ленинскими они летают низко - рядом аэропорт. Под шум самолета он уходит из своего двора. Он тянет меня в магазин, я его - в паспортный стол. Надо выяснить, живет ли кто в его квартире и принадлежит ли она кому.

Сотрудница паспортного стола тоже помнит, что он здесь жил. Она ищет справку пятилетней давности - и наконец находит. В январе 2005-го им пришла отрывная часть заявления из Льговского района Курской области - где дядя Юра сам просил его выписать. Сам ли он его написал?

- Вообще мы не обязаны хранить, - говорит она, - пять лет прошло. Нопаспортистка обязательная. Сделала копию.

Я беру копию.

- Там живет кто-нибудь?

- Мать с ребенком. Платят за квартиру исправно.

Можно проверить подлинность подписи, посоветоваться с юристом. Это уже что-то.

Выходим на улицу - все прохожие здороваются с ним.

- Конечно, знаем его, - говорит первая встречная женщина. - Да и знаем, что сам виноват. Пил!

Дядя Юра машет на нее рукой - и вот уже стоит у прилавка магазина и держит за горло бутылку портвейна «777» за 67 рублей. Пытаюсь договориться - он начинает злиться и кричать.

- Не продавайте ему, - прошу я продавщицу.

Но она продает. Я ухожу на остановку. Он подходит довольный, капризы и злость как рукой сняло. Автобус едет в Москву, а дед глотает из бутылки портвейн. Вот он и потерял квартиру, думаю я. Нет, я ничем не могу ему помочь. Не поможет ему никакая соцзащита. Никакие рыцари в блестящих доспехах. Человек должен помочь себе сам. Он алкаш, наш дед. Так что пусть едет в Люблино. Отвернувшись в окно и отсев от него, я думаю свои злые мысли. А он подтягивает с задних рядов:

- Оль! А Оль?

И довольный перебирается ближе.

- Выбросил!

Молчу.

- Смотри, теперь меня в жар бросило! Сосуды работают, все работает!

- Зачем это? - замечает, что я пишу в блокнот. - Про меня пишешь? Что я плохой? А? Алкоголик?

- Ну извини! Видишь, уже начинаю потеть! А? Все тело горит у меня щас!

Я злюсь и записываю за ним дословно.

- Я мужик компанейский, люблю общество, это у меня не отнимешь! Оль, я немножко! У меня совесть не позволит напиться. Мне же скажут: Юрий Исакович, ты же народный заседатель! Я же в Народном суде заседал три года - кто б меня пустил, если б не уважали?

Бывший народный заседатель спускается в метро. Возвращаемся в общагу.

Вроде ничего такого не произошло - но почему во мне такое разочарование? Этого можно было ожидать.

- Я же тебе говорил, - говорит он по пути в общагу, и настроение у него отличное: в бултылке из-под кваса еще осталось "вино".

- Я же говорил: я - охотник. Люблю – свободу!

Нет, я скажу так - лучше кошек подбирать! Если это котенок, брошенный на улице, или кошка со сломанной лапой - им нужна помощь, и все. С человеком не так, ему нужна помощь, и ты помогаешь, помогаешь - а он говорит, расчувствовавшись, в порыве откровения: ты не обижайся, если я убегу.

- Ты во сколько придешь?

- В обед.

- Это в 12. Приходи позже. Лучше в два. А я... - хитро начинает смотреть - уйду. Хочешь, я тебе скажу по-чёрному? Чёрного не перепишешь!

- Нет, - качает он головой, - квартиру не вернешь. У меня их четыре штуки было. У меня профессия такая - сантехник! Я еще заработать могу. Так ведь?

Он ведь не забыл, что советское время кончилось? Ухожу за квитанциями на оплату общежития, возвращаюсь и обнаруживаю: расстроился до слез. Не могу, говорит, их видеть, туда приезжать. Видишь, как они все меня любят, как уважают!

Если так уважают, почему же были равнодушны, когда он квартиру терял?

- Мы одно время думали, что они его совсем того, - говорит дочка его приятеля.

Дочка давно выросла и работает кассиром в сбербанке. Она переводит ему пенсию из х. Новый мир в Горки, терпеливо поправляет, пока он пишет заявление, и не сердится, даже если он испортит три бланка.

Но мне все-таки кажется, в таком маленьком поселке как Горки, если к одинокому старику привязался неизвестно кто и уже обзавелся его доверенностью на получение пенсии - это не может не вызвать подозрения.

А соцзащита - где она была? А милиция - куда смотрела? А паспортный стол - если все тут друг друга знают? А потому! Равнодушие.

- У меня дочка появилась, - говорит дядя Юра.

- Кто?

- Ты. Ты теперь тоже - чёрная.

Сижу дома. Ночь. Пишу это всё. Человек не кошка. Думаешь, пристроишь его и всё? А он завтра будет или уже убежал? Надо прийти туда пораньше, думаю я и ложусь спать.

Продолжение следует.